В начале семидесятых годов мы с моим другом, народным художником СССР и академиком, но не депутатом Верховного Совета, в первой половине дня были на похоронах заслуженного и интересного человека, прожившего долгую счастливую и интересную жизнь.
После похорон мы поехали в один из немногих и неплохих ресторанов для того времени, который был закрыт для посетителей по этому случаю. Обстановка была очень непринужденная, было очень много солидных и остроумных людей. Никто сильно не горевал и не рвал с горя на себе рубаху и не посыпал голову пеплом. После выпитого стали вспоминать забавные случаи из жизни покойного, который был веселым и остроумным человеком. Чем дальше, тем становилось веселее и непринужденнее, в общем, очень хорошо и долго посидели, и, когда поближе к вечеру дело приближалось к завершению этого мероприятия, мы вспомнили, что нам с моим другом предстоит уже отправляться на другое мероприятие – на свадьбу, но уже в другой ресторан, который тоже был закрыт в этот вечер для посетителей по этому случаю, и на входе красовалась надпись «Санитарный день».
Вообще-то это чистое свинство, и так в то время было мало ресторанов, а еще устраивать санитарные дни – это слишком. Свадьба была чудовищно скучная. Бесчисленное множество криков «горько» как-то заполняло паузы ввиду кризиса жанра и отсутствия других общих тем для веселья, ибо не было того костяка, группы людей, которые как-то украшают подобное мероприятие, или хотя бы хорошего тамады. В общем, не сложилось.
Ситуацию усугубляло еще то, что во времена недолгих поцелуев после криков «горько» никто из присутствующих не завидовал молодоженам и не желал бы оказаться на их месте. Молодожены стоили друг друга. Правда еда и выпивка были на уровне, может быть именно это обстоятельство и удобные кресла и диваны в просторном холле задержали нас до утра, а вовсе не то, что мама жениха безуспешно пыталась затащить мое за сутки утомленное тело в какое-нибудь укромное местечко.
Утром на моей белой «копейке» за номером 20-76МКЩ выпуска 1970 года мы ехали по Ленинградскому проспекту в сторону центра. Дорога была слегка мокрая от моросящего дождя, спускаясь с ж/д моста на площадьБелорусского вокзала, мы увидели бегающего инспектора ГАИ. Пропуская эскорт из дипломатических машин, он поднял жезл, я затормозил, и машина, проскользнув некоторое количество метров, остановилась как раз около обалдевшего инспектора. Я только успел спросить у друга, сколько осталось у него денег. Он ответил: два рубля - по иронии и у меня оставалась аналогичная сумма. Мы поистратились сильно за сутки. Я сказал ему, чтобы он не выходил из машины, поскольку все выпитое за сутки было отпечатано на его лице.
Я не успел закончить беседу с инспектором по поводу мокрого асфальта и поздно поднятого жезла, как мой друг, почему-то хромая (видимо ногу отсидел), подходит к нам и, обращаясь к инспектору, говорит: «Вы извините, мы из банкета едем», - и пытается продолжить, но инспектор обрывает его и говорит: «Ну, ребят, так сразу бы и сказали, какой же инспектор вас не поймет, тем более после банкета»?
Моему другу не понравилось, что не дали ему договорить, и он стал качать права по поводу народного художника, академика и депутата, а в конце сказал, что он позвонит Щелокову (министру внутренних дел). Это правда, он мог, у него даже была фотография с министром. Увидев, что это не производит впечатления на инспектора, я настоятельно попросил моего друга сесть в машину и сказал ему: «Ты сделал свое черное дело, теперь садись в машину, я без тебя разберусь», и затолкал его, сопротивляющегося, в машину. Я был зол и уставший, и, обращаясь к инспектору, который держал мои права в руке, сказал: «Вы знаете, вы можете забрать мои права или взять по два рубля у меня и у моего друга – это все, что осталось у нас. Сделав паузу и стукая моими правами по левой ладони, инспектор спрашивает меня: «Слушай, а он действительно народный художник?» Я говорю: да. «И академик?» - спрашивает он, и я снова отвечаю – да. «И депутат Верховного Совета? Я уже сердито отвечаю – Даааа. Тогда на …уй мне его два рубля, дай мне свои, и останемся друзьями. В конце-то концов не изверг же я, чтобы у заслуженного человека взять последнее, говорит мне инспектор, возвращая мне мои права.В конце восьмидесятых годов я ехал на своей уже потрепанно вишневой восьмерке по Дмитровскому шоссе в сторону области. В то время только-только появлялись иномарки вроде Опель Астра, Митсубиши Альмера и так далее. На них , не без гордости зачастую нарушая правила и козыряя этим, ездили в основном ребята крепкого телосложения. Как-то у магазина я услышал разговор двоих подобных ребят. Один спрашивает: «Чем промышляешь?»
-Да бандитствую помаленьку, отвечает другой.
Тогда начиналось массовое строительство загородных домов из красного кирпича в стиле, как прозвали в народе «Тюремного романтизма». Так вот, я еду по шоссе, размышляя о месте размещения на большом участке, дома из красного кирпича, и в этот момент из-за дерева появляется инспектор с прибором в виде пистолета (они тоже появились только-только) и останавливает меня. Выходя из машины и подходя к инспектору я замечаю, что он в звании майора. Майоры редко выходили на дорогу, видимо сильная нужда заставила мужика. Майор показывает мне на приборе незначительное превышение скорости и говорит: «Нарушаем!?»
Я был удивлен не только тем, что майор вышел на дорогу, но и тем, что он остановил меня за такое незначительное нарушение, и обращаясь к нему я говорю: « Послушайте майор, я уже двадцать лет езжу по этим дорогам, и часто общаюсь с вашими коллегами и плачу иногда штрафы за различные нарушения и не считаю, что это несправедливо, наоборот, я считаю , что у вас тяжелейшая работа и вы должны за такую работу иметь хоть какое-то дополнительное вознаграждение, но сейчас вы останавливаете архитектора, который на окладе, за незначительное нарушение, и вы хотите, чтобы он отдал может быть последнее, и вы считаете, что это справедливо? Посмотрите, что творят вокруг эти крепыши на иномарках, которые скоро исчезнут кто куда, кто в тюрьму, кого убьют, не лучше ли их штрафовать по полной? А такие как я может быть еще лет 20-30, если повезет, будут колесить по этим дорогам и платить штрафы, но за нарушения, а не за эту ерунду, говорю я, показывая на прибор. Вы знаете, говорит инспектор, ваш монолог очень я бы сказал убедителен, извините меня, я очень рассчитываю на наше плодотворное сотрудничество на многие годы и желаю вам счастливого пути.
Проходит месяц или два и в машине, в неплохой по тем временам иномарке одного известного врача мы едем на его участок, на предмет проекта его загородного дома из красного кирпича. Приближаясь к тем местам, где меня остановил майор, я в подробностях рассказываю ему эту смешную историю и о боже, из-за дерева выбегает с «пистолетом» инспектор и останавливает врача. Я узнаю моего старого знакомого майора, и пока он выходил из машины я не успел сказать, что это тот самый майор, о котором я только что рассказывал. Молодой здоровый и загорелый врач - дурак с золотым тяжелым крестом выходит из машины и начинает рассказывать инспектору про оклад врача и т.д. Видимо под впечатлением моего рассказа он почти повторяет майору мой рассказ. Майор молча его слушает и когда тот закончил, говорит: «Вот что, морда, то что позволено этому замечательному высокообразованному архитектору, который сидит у тебя в машине, то не позволено тебе, не с таким экстерьером, причиндалами и фурнитурой толкать такие речи, выворачивай все карманы и выложи всё, что у тебя имеется до копейки, иначе я припишу тебе все нарушения, вплоть до сопротивления власти, вон свидетель за углом.
Врач возвращается в машину и говорит: «Слушай, эта скотина, тебя кстати знает, отнял у меня всё, что у меня было». Тут меня прорвало и сквозь хохот я ему говорю: « Я не успел тебе сказать, что это тот самый майор, о котором я тебе рассказывал, зачем же ты ему повторил мою речь?» Здесь расхохотался и врач и говорит: « Вот мерзавец, как он излагает, какие обороты речи?!»После концерта Фольклорного ансамбля Д. Покровского, который на меня произвел сильное впечатление, я с двумя подругами – художницами оказался в Бирюлево. На этот удивительный концерт меня пригласили они же. По их рассказам, этот коллектив подвергался травле со стороны какой-то комиссии Союза композиторов. Мы пили замечательное Грузинское вино «Твиши» и возмущались несправедливым поведением Союза композиторов, и когда мы открыли третью бутылку, наше возмущение достигло таких пределов, что продолжать дальше возмущаться было уже бессмысленно, да и настроение у нас уже было не возмутительное и поэтому девушки запели дуэтом. Боже, как они пели, я сидел и думал по поводу того, что им , с их довольно посредственными картинами больше бы подошел ансамбль Покровского, но я , восхищаясь их пением, по поводу картин молчал. Было уже очень поздно, я очень устал и решил уехать, хоть и выпил вина, правда много меньше, чем девушки. Когда мы приехали с концерта, заезжая во двор, я увидел многочисленные дорожные знаки « Движение запрещено» и «Въезд запрещен». То ли самодеятельные , то ли настоящие, по этим знакам получалось так, что здесь вообще не должно быть машин, но они были. Приняв таблетку, которая будто бы «убивала» запах алкоголя, я завел машину и только разогнался, из кустов выбегает инспектор в форме и с жезлом, правда форма только верхней части. Первое. Что я заметил в свете фар, что он босиком, но зато в кальсонах. Я не стал останавливаться и покружив по двору выехал, насколько я помню на главную магистраль этого микрорайона. И только выехал, тут же меня остановил другой инспектор, но уже одетый. Надеясь, что таблетка уже подействовала, я вышел и подойдя к инспектору я понял, что мои опасения напрасны, таблетку можно было бы и не принимать, ибо от инспектора так несло, что мой скромный запах от хорошего вина, он бы и так не почуял. Он, прикладывая правую руку к виску и представившись спрашивает: « Вы видели знак?» Я говорю: «Да, видел, но по-моему, он не настоящий». Чтобы не тянуть эту канитель, я ему говорю: «Послушайте, товарищ инспектор, у меня в кармане две купюры, один рубль и двадцать пять рублей, как вы понимаете двадцать пять рублей за фиктивный знак я вам не дам, а рубль, как вы понимаете предлагать такому уважаемому человеку как-то не очень удобно. Инспектор, чуть подумав, говорит: «Ну почему же, это очень даже удобно, более того я считаю, что это рублевое нарушение». Отдав ему рубль, я говорю: « Там во дворе какой-то тип с жезлом и в кальсонах уже пытался меня остановить».
Да это бывший инспектор, он так боялся, когда брал взятки, что чокнулся, я в этом дворе живу. Ну и правильно, говорю я ему, что далеко ходить, где живёте там и промышляете. Нет никакого смысла ночью, говорит инспектор.
Так я пережил этот чудесный и запоминающийся день застоя, я бы даже сказал развитого.