Хочу признаться: годы, которые в народе позже признали как «застойные», в материальном отношении для меня были довольно благополучные: я не помню ни дефицита, ни очередей; да и в девяностые я работал как никогда, был абсолютно свободен, работал творчески и зарабатывал много, и я не помню тех «ужасов», о которых часто слышу.
Но почему эти годы во мне вызывают такие противоречивые чувства? Почему я ненавижу те годы и одновременно люблю их? Я часто задумываюсь об этом. Ненавижу за тупость правителей, за церкви, превращенные в деревенские склады или кинотеатры, за коровники, утопающие в навозе, за то, что их единомышленники и подобные им личности два раза разрушали великую империю. «Жизнелюбы», так называет их Л.Н.Гумилев в своем труде «Этногенез и биосфера земли». Короче за бездарных и продажных правителей, которые только и думали, как бы сохранить власть, а когда они стали очень старые, и не веря в идеалы, которыми они годами обманывали себя и народ, то начали думать о том, как бы продать страну так, чтобы их потомки жили хорошо. Я помню, в 1979 году заседало политбюро по вопросу: разрешить ли владельцам шести соток на своих участках построить гараж и баню? В итоге было решено: нет. Я много думал, почему? Только потом я понял: они из людей делали иждивенцев, всю жизнь ожидающих «подарков» от государства, и должны были всегда находиться в положении с протянутой рукой.
У меня был приятель, занимающий высокую государственную должность. Я всегда с ним спорил о частной собственности, о земле и т.д. Спрашивал, почему нельзя, наконец, выполнить обещания большевиков и передать землю людям? Он говорил: что ты, с ума сошел, как же мы передадим землю, тогда надо менять всю промышленную политику - выпускать малую механизацию, и тд. И вообще, тогда надо передать в частные руки много чего, а нам это надо? Тогда появится много богатых людей, и власть окажется у них. А что мы? После этого он улыбался и, опрокинув очередную рюмку, говорил: но ты не волнуйся, мы никогда не дадим вам жить лучше, чем мы. Главное не падать духом, а падать брюхом. А я говорил ему, что их обязательно скинут. Этого никогда не будет, отвечал он. Мой знакомый умер от алкоголизма уже после того, как их скинули, не успев толком ничего перепрятать в силу своих особых пристрастий.
Все наши встречи, которые проистекали в моменты, когда он занимал высокое положение и упивался властью, стерлись из памяти, только один эпизод, когда он уже был не при делах, но злоупотреблял по-прежнему, а я по-прежнему много работал, я запомнил. Встретив, я еле узнал его, поскольку он сильно похудел, уменьшился и весил в районе 50 кг. В процессе разговора он спрашивает, скажи, пожалуйста, ты случайно не в курсе, где можно купить военную форму десантника? Наверное, в военторге, а тебе-то для чего? А чтобы боялись меня, отвечает он. Толя, не вздумай, говорю я, если ты это сделаешь, то у каждого алкоголика возникнет желание дать тебе по морде. И он задумался и замолчал, вероятно, осознав истинное положение вещей, выражение его лица было печальное. Увы, даже будучи трезвым, это мы осознаем всегда с большим опозданием. В такие моменты алкоголики знают, что надо делать. А что делать трезвым? Если они умные, то ничего, жить как жили и радоваться тем мгновениям, которым их одарил всевышний. Дуракам труднее, и чаще всего они вливаются в ряды алкоголиков. Хотя….Однако, пора вернуться к теме нашего разговора. Мой «шахматный» приятель и довольно высокий чиновник союза кинематографии Грузии Дмитрий Биланишвили, о котором я рассказывал в первой части рассказа «Пицунда», пригласил меня на следующий год отдыхать в пансионат Союза кинематографии в Пицунде. И как это ни странно, в разгар сезона, когда даже одну путевку достать было проблематично, он мне предложил несколько. И когда я приехал, мой приятель там отдыхал уже неделю. Как обычно бывает, приехав на новое место и еще не освоившись, пребываешь в какой-то растерянности, но в масштабах тех коротких мгновений отдыха и замечательной среды, это длится недолго. Вот в таком состоянии я и побрел по берегу моря в сторону пансионата «Пицунда», дабы отыскать то место, где совершенно недавно, в прошлое лето, провел незабываемую с купанием в теплом море и рискованной игрой с волнами ночь с той самой замечательной немкой. Но то была ночь, а теперь - день. Не найдя именно то место, да это и не важно, и, утомившись от трудного путешествия, тем более на автомобиле, я лег на теплый песок и уснул.
Проснулся я от того, что кто-то дергал мою бороду, произнося вариации из известного шуточного стихотворения С.Маршака: «Кто стучится в дверь ко мне с толстой черной бородой…?» Открыв глаза, я увидел известную актрису, телевизионную красавицу, но абсолютно обнаженную. Спросонья я сразу не мог сообразить и оценить происходящее, тем более я не знал, что это пляж нудистов. Помня ту прекрасную обнаженную, эта меня совершенно не впечатлила, хотя в одежде когда-то она мне очень нравилась . Тут она оказалась гораздо старше телевизионного изображения. Она хохотала, вероятно, ее веселило мое растерянное и дурацкое состояние. Приходя в себя и увидев нескольких раздевающихся догола девушек, я потихоньку стал соображать, в чем дело. Познакомившись так необычно, изобразив улыбку, (я представляю насколько она была глупа- улыбка), я удалился. Читая незабываемые воспоминания отдыхающих в те времена, многие, вспоминая бессменного директора Гугули Николаевну, часто вспоминают то, что на любые вопросы, касающиеся отдыха, она непременно отвечала: «Голями не купайтесь». После нудистского пляжа теперь я понимаю, почему она это говорила. Приближаясь к пансионату, я еще издалека увидел, что десяток мужчин гоняются за поросенком. Не разобравшись, что к чему, я почему-то присоединился к ним, мало того, что присоединился, я еще ввел систему в бессистемную беготню мужиков. Я предложил выстроиться в полкруга и прижать поросенка к морю, и, сужая пространство, поймать беднягу. Тактика оправдала себя: некий Аскольд, вероятно, бывший школьный вратарь, впрочем как и я, в прыжке поймал поросенка за заднюю ногу. Я еще не понимал, чей это поросенок, почему ее ловят и т.д. Вечером за ужином ко мне подошел с гордой осанкой участник этой спортивной акции и заговорщически, как будто в ухо, сказал, что сбор в 9.30 в баре. Я смутно стал догадываться, в чем дело, но это для меня было неожиданно, такого поворота я не ожидал. Какое-то чувство неловкости овладело мною, овладело, но потом отпустило, и я в назначенное время поднялся в бар. Я увидел всех участников «охоты» за длинным столом, а в середине стола - поросенка с яблоком во рту, и тут уже во второй раз мною овладело чувство неловкости, но после первой рюмки отпустило и, кажется, на весь вечер. Прямо Эжен Ионеско, ей богу. Я, конечно, мог бы сказать, что я не мог смотреть на все это, что я ушел и т.д., но очень боюсь уже знакомого чувства.
В процессе этого вечера я узнал, что к свадьбе любимого сына некий абхазец купил пару десятков поросят, и они каким-то образом разбежались в разные стороны. Успокаивало только одно – судьба поросенка была предрешена по любому.
Я тут опускаю разговоры о моих встречах с друзьями, с Д.И.Биланишвили, ибо они были очень теплые, но без каких-либо неожиданностей . Второй день отдыха также начинался и кончался очень необычно.
Утром я по привычке после завтрака пошел к большим шахматам. Надо сказать, что мои курортные, или можно даже сказать, морские знакомства происходили именно у больших шахмат. Пока я стоял у стола и поправлял фигуры, подошел очень шумный и веселый человек лет пятидесяти, переговариваясь очень громко с кем-то по-грузински и хохоча.
Даже не представившись, он мне предложил сыграть партию, после моего согласия и ходов е2-е4 и е7-е5, он вдруг выдвинул условие, к этому если честно, я не был готов. Но все происходило настолько быстро и неожиданно для меня, что после поверхностной по внешним факторам оценки его перспективных возможностей во владении искусством этой игры моего потенциального соперника, я принял условие ,( если быть точнее, то я даже не успел не принять), хотя и не представлял, как я буду это выполнять на глазах большого количества людей. Условие было следующее: проигравший должен был проползти под бильярдным столом и три раза громко зареветь как осёл. После нескольких ходов я быстро сообразил, что я ничем не рискую, и ведь я успел уже представить момент, когда я проделываю это после моего опрометчивого в общем-то согласия. Нужно было быть, мягко выражаясь, очень неординарным человеком, чтобы, обладая столь скромными шахматными способностями, в пятьдесят лет спорить на подобных условиях с совершенно незнакомым человеком. Мой соперник очень быстро проиграл эту партию и, не раздумывая долго, даже не взглянув в мою сторону, пролез под бильярдным столом и заревел как осел, и надо сказать, очень натурально, и мне кажется, не без удовольствия. И также шумно и весело переговариваясь громко по-грузински, удалился.
В этот момент у бильярдного стола Ю. Чулюкин мазал кий мелом и собирался с кем-то начать партию. Его шумную компанию у моря я больше не видел, только однажды один солидный джентльмен из их компании спросил у меня, когда я стоял у моря, любуясь красотой этой стихии и наблюдая «за купающимися»: Что эти люди делают? Я сказал, они вероятно купаются. Странно, удивленно произнес джентльмен, я слышал, что корабли купаются, рыбы купаются, но чтобы люди …., сказал он и удалился. Позже я узнал, что мой шахматный соперник был комментатором футбола, то ли на телевидении, то ли на радио. Они днем, а может, и вечером, вероятно, были заняты дегустацией различных спиртных, а ночью мешали отдыхающим спать, громко вызывая богоизбранный народ на поединок. Только теперь, читая воспоминания людей, которые проводили свой отдых в те времена, я понимаю их сарказм при описании отдыха в этом пансионате. Вспоминают, как Союз кинематографистов Грузии просил о строительстве этого пансионата на долевых началах, но в финансировании строительства не участвовало, а на долевых началах участвовало только в распределении путевок и различных благ. А народ тогда отдыхал очень информированный, и, естественно, такое долевое начало их не устраивало. Тут нарушался принцип: «кто платит, тот и танцует». В данной ситуации все было наоборот. Тут грузины «танцевали» бесплатно, а ведь московский народ тут отдыхал очень непростой.
Этот непростой народ должен был понимать, что долевое участие наши грузинские братья понимают именно в распределении благ, а не в финансировании строительства. Мне вспомнился старый анекдот: Водитель-москвич останавливается на красный свет светофора в Тбилиси. Все проезжают, не останавливаясь, и бросают удивленные взгляды на москвича. Он трогается с намерением проехать. И тут – свисток инспектора его останавливает: «Вы знаете, что на красный свет проезжать нельзя? - Знаю, отвечает водитель, но все же проезжают… - Они не знают, – говорит инспектор».
Тут на небольшом участке красивой суши от Гагр до Пицунды, можно сказать в Советском земном раю, отдыхал очень большой процент политической, финансовой и культурной элиты страны. Здесь решались вопросы выделения дополнительных фондов и финансирования различных проектов, что позволяло Грузии при одном заработанном рубле тратить четыре. Вот почему грузины так тяжело переживают эту потерю. Я думаю, самостоятельность и нужда могут только облагородить народ, халява всегда развращает. Все, что мы теряем, теряем по собственной вине; нравственность и труд рано или поздно вознаграждаются, поэтому не стоит сильно сожалеть о потерянном, все может еще вернуться. Я уверен, если по варварски относиться к этому прекрасному уголку земли, то ее потеряют и теперешние хозяева. Я увлекся.За моей «замечательной победой» наблюдали двое, позже я познакомился с ними. Один из них был замечательный кинорежиссер и сценарист Марк Семенович Донской.
Автор многочисленных талантливых лент и сценариев и владелец многочисленных государственных наград. Он стал моим шахматным болельщиком и очень радовался моим победам, и сердился, когда кто-то подсказывал моим соперникам, строго отчитывая их: вам не стыдно, фамилия? При нашем знакомстве он мне сказал: Вы знаете, грузины скрестили мандарины с яблоками, и знаете, как они назвали этот фрукт? Мандояблоки! Другой наблюдающий за игрой, как потом я узнал, был Валентин Иванович Ежов, автор сценария фильмов «Белое солнце пустыни», «Баллада о солдате». Валентин Иванович предложил мне сыграть с ним одну партию. Играл он очень эмоционально, темпераментно в комбинационные шахматы с несколько авантюрными элементами. Партию он проиграл, хотя мне показалось, что это непривычно для него, и тут же предложил мне сыграть еще одну партию , но только в шашки. Подумав, что это все равно, если после отборного коньяка перейти к барматухе, тем не менее из вежливости я согласился. В шашки я играю неплохо, но Валентин Иванович не оставил мне ни одного шанса. В шашки он играл блестяще. В обеих партиях Марк Семенович почему то болел за меня, хотя было видно, что они давно и хорошо знают друг друга, а меня он видел впервые в жизни. Кстати, шахматы очень сильно помогают узнать характер человека. В.И., предложив мне сыграть в шашки, знал, что он выиграет. После этого В.И. пригласил меня на «рыбалку», если это, конечно, можно назвать рыбалкой. Особых грандиозных дел и планов у меня не было и я, естественно, согласился. Я, конечно, был знаком с их работами, но их лично я не знал, только позже мне сказали, кто они. Когда мы с Валентином Ивановичем сели в пустую лодку, я поинтересовался, собственно, а где снасти и т.д. Он мне говорит – ничего не надо.
У меня сложилось впечатление, что В.И. не особо интересно мнение и реплики собеседников, ему было интересно слушать себя. Мне тогда так показалось, может быть, он считал, что я слишком молод, и вряд ли я знаю что-нибудь о вещах, о которых он знает слишком хорошо. Мне знаменитый Святослав Николаевич Федоров рассказывал много об истории и никогда не поинтересовался о том, знаю ли я что-нибудь об этом, а я между тем, быть может, знал не меньше его. Отплывая от берега на некоторое расстояние, я думал, что я попал в несколько абсурдную ситуацию. То меня спящего дергает за бороду голая знаменитость, то этот поросенок, то этот странный грузин с ослиным ревом, то этот странный человек пригласил меня на рыбалку голыми руками в море. Наконец, мы остановились, и я продолжаю с улыбкой наблюдать за моим партнером по «рыбалке». Тот складывает весла, потирает руки и из ведра начинает опускать в море леску с голыми крючками - длинная леска и много крючков. Я тут не выдерживаю и начинаю хохотать и пускать различные реплики, на мой взгляд - остроумные. Мой партнер, не обращая на меня никакого внимания, продолжает распутывать леску с голыми крючками, опускать в море. Мне даже показалось, что, если не моя победа в шахматы, он меня даже не пригласил бы на рыбалку (я не побоюсь этого слова). Когда процесс был завершен, выдержав какую-то паузу, он наконец-то посмотрел на меня и говорит: Ну что, молодежь, ты готов принять улов?
Дурдом какой-то, думал я, и сквозь смех отвечаю – всегда готов. И, о чудо, он вдруг начинает доставать леску со ставридками на всех крючках. Я тут сразу умолкаю, а мой «партнер» говорит – давай, давай работай, голубчик, это тебе не деревянные фигурки двигать, а нечто более серьезное. Я молча и безропотно снимал ставридки с крючков и наполнял ведро, а В.И. был в невероятно хорошем настроении и пускал всякие колкости в мой адрес. И когда ведро было полное, мы поплыли к берегу. Мой «партнер» был очень говорлив и весел и продолжал в том же духе. Высокий металлический шкаф на берегу с многочисленными крючками служил коптильней. Под руководством В.И. мы коптили весь наш улов, пригласили наших друзей и с различными напитками замечательно посидели. Эти копченые ставридки были очень вкусны и запомнились наряду с другими подобными моментами, которых не так уж и много в жизни человека. Обжорством мы занимаемся довольно часто, но эти постыдные моменты забываются, а хорошая и вкусная еда запоминается.
С нами были три Наташи. Замечательная умная и обаятельная Наталья Готовцева - супруга В.И. Чистая и красивая Наталья Хетогурова, которую забыть невозможно. А фамилию другой Натальи я, к сожалению, не помню, но я запомнил другое. По возращении в Москву я решил познакомить двух одиноких людей - Наталью, фамилии которой не помню, и Владимира, с которым я отдыхал в другой Пицунде и о котором я написал в первом рассказе. Была осень, и они решили поехать на велосипедах куда-то в Подмосковье. Кто-то из них упал и сломал несколько ребер. Проходило время и, выздоровев, уже зимой они решили закрепить знакомство где-то также в Подмосковье - на лыжах - и опять кто-то из них сломал ногу. Увы, счастливой семейной пары из всего этого не вышло, и они решили больше не встречаться, дабы уберечь себя.
Как-то В.И. мне рассказывал, там же в Пицунде, что до Натальи он был женат на красавице Вике Федоровой. Наталья была моложе В.И., может быть на два десятка лет, но мне кажется, они очень любили друг друга. Мы даже несколько раз встречались в Москве, и очень жаль, что наши встречи прервались. Я был очень молод и не понимал, что такие встречи и общение с интересными людьми духовно обогащают человека. А сколько таких потерь было в жизни.
Пицунда вся была прекрасная, но в этой гораздо веселее было отдыхать, чем в той. Было ли все так замечательно тогда, я не знаю, мы тогда этого не чувствовали, но почему это так незабываемо, почему мы это вспоминаем, так трепетно, и почему эти эпизоды из жизни для нас оказались такими значительными? Вероятно, и потому, что побывав во многих уголках чужбины, мы не нашли ничего похожего той самобытной атмосферы, и не встретили таких замечательных людей, как там и в той жизни. Помимо того, что мы были молоды, и нас любили, было нечто такое, о чем хочется говорить бесконечно, но описать все, что там было и как было, невозможно. Та страна и то время ушли, увы, безвозвратно, и я счастлив, что мне удалось пережить маленький кусочек в той прекрасной жизни, и я желаю нашим потомкам пережить, может быть, другие, но столь же интересные эпизоды в жизни.
Фото из архива, как выглядел этот пансионат. Быть может, это не архитектурный шедевр, но сколько интересного протекало в этих стенах!
И какое ласковое было море там, а реликтовая роща! А за этой рощей был пансионат «Пицунда».
Кому это мешало? Это совершили вовсе не те, кто построил. Такие не разрушают. Разрушают алчность, жадность и бескультурье. Разрушают не свое, а чужое. Разрушают то, чего им никогда не принадлежало.