Мне так и не пришлось служить в армии, но я не могу сказать, что у меня не было подобного желания, я выходец из деревни, привыкший к физическому труду и аскетическому образу жизни и мне нравились занятия, связанные с выносливостью, спортом и т.д. Справедливости ради, надо сказать, что я особо и не рвался туда, но и не возражал. Я поступил в МАРХИ еще до призывного возраста, а там тогда была военная кафедра, и обучение на этой кафедре было довольно серьёзное. Сами подумайте, если я до сих пор помню типы всяких мин вроде противопехотных, противотанковых, кумулятивных и т.д. и если припрёт и не будет более профессиональных специалистов, то могу обезвредить даже мины сюрпризы. Два месяца мы провели в лагерях военной части в Николо-Урюпино и практически очень серьёзно, и на практике обучались тому, как прокладывать «коридоры» в минных полях с помощью взрыва, возводить понтонный мост через реку Истра, а о различных взрывах и стрельбе из разного оружия я и не говорю, и т.д. Я даже получил отпуск, по-моему на один или два дня за стрельбу из автомата по «бегающим» мишеням. Мы до сих пор вспоминаем этот отрезок нашей учебы с удовольствием. Было много смешных случаев. Полковник Денисов дал нам задание быстро рассчитать количество зарядов и с помощью взрыва получить укрытие для танка на случай отсутствия времени при наступлении противника, когда нет времени рыть вручную. Мы выполнили чертёж этого укрытия (план и разрез) на плане обозначили схему шурфов и в зависимости от нужной глубины соответствующие заряды. Где-то часам к двенадцати или к часу наконец закончили теоретическую часть. Потом приступили к практической, начали ручным буром бурить шурфы, потом в эти шурфы класть соответствующие заряды, но это еще не всё, надо же было ещё провести электричество и наконец к вечеру мы завершили эту работу и отойдя на положенное расстояние произвели взрыв.
Вечерело, подойдя к объекту мы увидели абсолютно бесформенный безобразный котлован и тут. К огорчению полковника Денисова, все стали со смехом реагировать на происходящее, а меня прорвало так, что я не мог стоять. Я с диким хохотом рухнул, катался по траве и повторял: « Лопатой было бы быстрее и красивее». Полковник кричал: «Встать», но я не мог. Я был наказан тем, что в шесть утра мне дали лопату. Если очень коротко, была замечательная, очень жаркая погода, я в одних трусах и майке рыл это укрытие, а кто-то из наших ребят, по-моему Боря Ким, в полном обмундировании и даже со скатом и автоматом, весь вспотевший, охранял наказанного, так положено, то есть меня и злобно сквернословил. Вот тут я сомневаюсь, что это был Боря, он не любитель народного творчества, но это не важно. Другой наш товарищ, так же тяжело и плотно одетый в такую жару нёс мне еду (так положено) и в сквернословии не уступал Борису. А мне было хорошо, они еще больше взбесились, когда я спросил: «А компот? Как же вам не стыдно? Вы же почти интеллигентные люди – архитекторы без пяти минут, офицеры»!!! Но счастье и моё веселье длилось недолго, после обеда отменили наказание. Прибежал наш другой товарищ, так же очень хорошо одетый и вспотевший, на ходу он так же извергал выражения, не отличающиеся особой изысканностью, и сообщил для ребят эту радостную весть.
Жара стояла жуткая, по-моему даже выше тридцати. Мы шли к лагерю. Я был в расстегнутой гимнастёрке, босиком, сапоги держал в руках, а ребята шли за мной, толкая картинно прикладом, а я еще оборачивался и огрызался. Конечно всё это было с элементами спектакля, у лагеря скопились ребята и наблюдали за нами, смеялись, а мы ещё больше входили в роль. Короче, серьёзное дело превратили в комедию, и мне кажется в армии такое случается часто.
После института я попал в мастерскую № 3 Моспроекта 1. Мастерской руководил народный архитектор СССР Евгений Николаевич Стамо. В это время под егоруководством шло строительство гостиницы по заказу Министерства обороны, для высшего военного состава стран « Варшавского договора». Для того времени это была довольно фешенебельная гостиница. И этот объект был в списке тех, за который недавно обвиняли известную Васильеву.
Но это было много позже, но тогда генералу армии Зам. Министра обороны Комаровскому Александру Николаевичу, который курировал строительство, это не могло присниться и в страшном сне. Генерал был очень крут и требователен к подчинённым, настаивал на высоком качестве, больших перепланировках и не только. Поскольку эти вопросы нуждались в быстром реагировании, нас с красивой и талантливой Ольгой Сорокиной отправили работать на объект, предварительно был отделан эталонный номер «люкс», где были установлены наши чертёжные доски.
На стройке работало множество солдат и начальников. Часто приезжал генерал и давал какие-то указания нам и военным, и мы быстро выполняли его указания, согласовывали с Евгением Николаевичем, и всё это быстро воплощалось в жизнь. Он часто заходил к нам со свитой, и надо сказать в отличие от его подчиненных, которые видимо его очень боялись, к нам он относился мягко и уважительно. Когда он приехал в очередной раз и стал выражать свои пожелания на предмет каких-то переделок, я попросил его больше рассказывать об этой Ольге, в виду того, что у меня в кармане лежала первая в жизни повестка из военкомата на предмет – явиться с вещами. Тогда я уже был лейтенантом.
Расспросив меня о повестке Александр Николаевич сказал, что пока есть время и чтобы я тем не менее вникал в вопросы, которые он ставит.
Вечером позвонили из военкомата и чуть ли не извинялись и сказали, чтобы я никуда с вещами не являлся. Я подумал, что это кто-то шутит и на следующее утро поехал в военкомат. Там два молодых работника, старший лейтенант и капитан мне сказали, что из-за меня, ни за что им попало от начальства, хотя они честно выполняют свою работу и обещали, что меня тем не менее они обязательно призовут.
После института офицеров на один год призывали в армию, но насколько я помню, не всех. Забегая вперед, я скажу: « Когда я вышел из призывного возраста и можно сказать был почти ответственным работником в области архитектуры, я несколько раз получал повестки на предмет двухнедельных лагерей и честно являлся куда звали, но после построения и рассказа где, когда и как следует служить, меня обязательно просили зайти к начальству, а потом очень вежливо предлагали спроектировать или какую-нибудь баню или проходную в в/ч вместо службы». Это продолжалось несколько раз, и потом я перестал реагировать на повестки и они перестали посылать повестки. Однако пора вернуться на стройку гостиницы. Строительство завершилось, если конечно такое когда-нибудь происходит, и мы приступили к проектированию интерьеров. Нас с Ольгой оставили на стройке. Мы не успевали одному генералу дать количество пуфиков, стульев и т.д., как тут же приходил другой генерал уже за количеством столов и кроватей, далее сантехническое оборудование и так далее. И почему-то одни генералы, хотя подобную работу мог выполнить любой мальчик и не по частям, а всё целиком. Сколько генералов работало на низких должностях и всё ради того, чтобы остаться в Москве. Сколько мы ездили по стране по всяким мебельным комбинатам, чтобы что-нибудь купить, но увы всё пришлось купить или в Финляндии или в ГДР. Только я помню, что люстру для вестибюля купили за 40.000 марок в ГДР и это я помню потому, что я иногда вижу в различных фильмах. Хотя это и не имеет отношение к теме «как меня забирали в армию» о двух поездках мне хотелось бы рассказать. Евгений Николаевич Стамо взял меня с собой в командировку в Вильнюс, на предмет ознакомления с возможностями художественных комбинатов и дизайнеров. Вместе с нами поехали двое, генерал в штатском и дама лет сорока-сорока пяти, вся седая, но вероятно очень красивая – будущий директор этой гостиницы. Мне тогда было лет 25 и её красота меня мало волновала, ибо она для меня была глубокой старухой. Мест в гостиницах в центреВильнюса не было, но поскольку Е.Н. был народных архитектором СССР, по каким-то советским законам его обязаны были поселить.
После долгой суеты и поисков администрация гостиницы нашла два двухместных номера. Генерал и Е.Н., каждый по отдельности и очень деликатно и настойчиво пытались обосновать поселение дамы именно с ними наиболее безопасно и безобидно, но дама соглашалась поселиться только со мной, видимо её совершенно не интересовали вопросы их безопасности и она снова и снова настаивала на поселении только со мной, на что мужики ну никак не могли согласиться.
Казалось бы, в чём вопрос, если вы такие «безопасные», что же вы никак не соглашаетесь с условиями уважаемой дамы? И так мы всю ночь шатались по Вильнюсу, пока не нашли подходящего для них варианта.
Возможности литовских комбинатов и художников оказались очень скромные и мы уехали, не найдя ничего подходящего для нас. Военные рассказывали, что в Краснодаре прекрасный мебельный комбинат и Евгений Николаевич видимо не веря этим рассказам отправил туда меня одного, чтобы я подобрал для гостиницы, что-нибудь из мебели. В МО мне сказали, что в аэропорту Краснодара меня встретят и разместят в гостинице эксплуатационной организации г. Краснодара. Прилетев в г. Краснодар в аэропорту я так и не нашёл, того кто должен меня встретить, правда там была масса военных с каракулевыми папахами, взгляды которых были устремлены мимо меня. Нечего было делать, я взял-таки и поехал в эту контору, если память мне не изменяет она называлась коротко (КЭЧ или КЭУ). Мне было известно имя и отчество начальника, у входа стоял солдат, которому я долго объяснял, что я к начальнику и что я приехал в командировку.
В конторе было абсолютно тихо и безлюдно, за стеклом сидела вероятно секретарь, которая в мою сторону бросала очень не дружелюбные взгляды, наконец она вышла и спросив в чем вопрос, сказала, что никого нет, что все в аэропорту, и что вероятно сегодня никого и не будет. Я не успел переварить эту информацию и тут вдруг вспомнил военных в аэропорту и спросил солдата и секретаря, не меня ли они поехали встречать? Я конечно развеселили их и в это время из только что нескольких подъехавших «Волг» стали выходить каракулевые папахи и заходить в контору с разговорами о том, что в самолёте не было представителя МО. В общем из МО пришла телеграмма, чтобы встретили и разместили представителей МО и оказывали содействие по всем вопросам во время пребывания в г. Краснодаре. Эти бедолаги ждали генерала ну или на худой конец полковника, но не молодого человека, тем более с бородой. Меня разместили в особняке бывшего генерал-губернатора в центре Краснодара со всеми мыслимыми удобствами. Я конечно остался бы там надолго, но увы, не обнаружив в мебельном комбинате ничего подходящего для нас, я покинул апартаменты бывшего генерал-губернатора и славный город Краснодар.
Строительство гостиницы было завершено и мы стали ездить туда реже. Примерно в это же время мы узнали, что этот мир скоропостижно покинул генерал армии А.Н. Комаровский.
Прошло какое-то время, и я снова получил повестку явиться, но число когда явиться было очень неразборчиво написано.
Получив фанерную посылку в главном почтамте на улице, которая теперь называется Мясницкая в ясный субботний день, я решил зайти в районный военкомат, который тогда находился на улице Кузнецкий мост и выяснить, когда же мне всё-таки явиться?
В райвоенкомате в этот день по иронии судьбы дежурили мои старые знакомые. Они узнали меня и встретили с очередной уже заученной лекцией по поводу: «Каждый советский молодой человек должен отдать долг родине и т.д.». Я не выдержал и говорю: « Короче, Склихосовский, когда же мне явиться?» Но более молодой продолжал убеждать меня ( в чём кстати не было никакой нужды), одновременно не отрывая взгляд от моей фанерной посылки. Посылка вам из солнечной Грузии, как вы думаете, что может бытьвнутри? «Понятия не имею»- ответил я, но видимо какая-нибудь еда, чего не бывает здесь, а может быть и шерстяные носки. «Нет, нет, только не носки»- говорит более молодой старший лейтенант, «Носки нам не нужны, судя по запаху там какая-нибудь экзотическая еда». «Дааа, вы какой-то не любопытный человек, в армии вам будет тяжело с таким характером, тащите ящик и не знаете, что там внутри, а ведь там помимо того, что пахнет хорошо, да еще что-то бултыхается ведь?»
С таким тугодумием, мы даже не знаем нужны ли нам вот такие? Ладно, давайте открывайте, мне уже очень интересно, а потом снова запечатаем. «Илья, тащи молоток и отвертку» - говорит капитан. Мы открыли ящик, а там по всей длине ящика лежали чучхели, а между ними три бутылки армянского коньяка. Чучхели служили как-бы защитой для бутылок. Я стоял молча и наблюдал за реакцией ребят и довольно остроумным диалогом.
«С тобой когда-нибудь происходило подобное? Нет, а с тобой? То же нет. Который капитан, изучив бутылку сказав: « вот это тот самый напиток, про который попробовав, какой-то высокопоставленный поп сказал- божественный напиток, узнав цену он сказал, безбожная цена. А вот это я не знаю что, он про чучхели, но точно не шерстяные носки. Как ты думаешь, это не провокация?» да с его тугодумием, я считаю он и на такое тоже не способен. Следя за их реакцией и диалогом, я даже не заметил, как на столе появились три гранённых стограммовых стакана, а диалог продолжался: «Сидим тут, дежурим в субботу, никого не трогаем и тут вдруг появляется вот этот, я не побоюсь этого слова наш будущий коллега, помнишь вчера полковник Кравцов говорил на бога не надейтесь, его нет. Так вот, появляется наш коллега, да нет» - продолжает другой - « наши коллеги все смекалистые, а этот ну явно не тянет». Тут до меня дошло, что надо открывать бутылку и что ребята пожалуй правы по поводу моего тугодумия, мне даже очень понравился их диалог. Откупоривая бутылку я им говорю: «Ребята, вы не намного старше меня, да и по званию на одну или две маленькие звёздочки у вас больше, а что вы тут меня всю дорогу оскорбляете, а»? «Да что вы, после того, что между нами произошло в последние минуты, мы готовы просить прощения»- отвечают они почти хором. Первую бутылку выпили сразу, я им говорю: « Ребята, вообще-то я не любитель этого дела». « А мы что, любители что-ли? Что тут пить»? Каждый раз, когда я упирался, ребята говорили о неуважении к ним.
Я уже был изрядно пьян, который младше по званию, сходил и купил еще три бутылки коньяка, толи дагестанского, толи молдавского и докторскую колбасу.
Я смутно помню всё происходящее в тот вечер, только врезались в память несколько моментов.
После второй бутылки, ребята, перебивая друг друга говорили о том, что в армии и без меня полно офицеров и что такие как я больше нужны здесь. Демонстративно была порвана повестка, и я так и не узнал, какого числа мне явиться с вещами. После второй бутылки армянского, третью бутылку оставили напоследок и сразу перешли к молдавскому. Капитан, попробовав другой коньяк, сказал – да, это конечно не армянский, это натуральная гадость, но мы его обязательно допьём. И рассказал шутку, которая была в моде в Сталинском политбюро: «Армянский коньяк – лучший коньяк в мире и его пьёт весь советский народ устами своих лучших представителей».
Мне это запомнилось потому, что по тем временам, слышать такое было странно, тем более в военкомате. Потом мне ребята сказали, что в таком состоянии мне ехать домой ну никак и настоятельно предложили остаться до утра у них, на потрёпанном диване из чёрного дерматина. Я позвонил жене и сказал, что я переночую в военкомате, ребята перебивая друг друга, вырывали трубку представлялись, называя звание и что-то лепетали в моё оправдание, потом она попросила передать мне трубку и сказала: « Всё понятно, где же тебе ещё ночевать, если не в военкомате, все так делают». Потом она конечно была рада. С ребятами я эпизодически долго общался и часто помогал им по своей линии.